Принято, что эсхатология относится к системе религиозных взглядов, обращенных к конечности человеческого бытия. Если подробно, то в эсхатологии речь идет о конце света, искуплении грехов, о загробной жизни, об участи и трансформации Вселенной. Если пристально вглядеться, то любая религиозная форма построена не на учении того или иного пророка, а исходя из эсхатологических мотивов. И тогда проясняется, что на самом деле весь религиозный сыр-бор есть не что иное, как выстраивание системы оценки и контроля адептов. И поскольку «религия» – это восстановление связи с Богом, можно с уверенностью сказать, что восстановление начинается с исполнения Закона, а завершается после смерти, когда адепт предстает «пред ликом Господа».
Проповедуя идеи восстановления, жреческое сословие каждый раз создает дополнительные препятствия адептам, инструментами обращения к своей персоне. Из уст их слышится нечто: «Ты еще не готов, не все очистительные обряды прошел ты, от природы грешный человек. А посему, обратись ко мне с покаянием, ибо я есть избранный от Господа». На самом деле, что мы видим в диспозиции жрец-адепт? А то, что жрец – это та инстанция, которая препятствует адепту исполнить главную религиозную заповедь – умереть для мира (греховного) и родиться для Бога. Ап. Павел в этом смысле говорил следующее: «Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 6, 11). Изменения вектора от стремления воссоединиться с Богом к стремлению отсрочить акт умирания/рождения происходит за счет культивируемого страха смерти. Поскольку есть некоторая неопределенность, а что же там будет, что готовит загробный мир? Вечное блаженство или вечные муки? Следовательно, страх смерти предзадан, дофеноменален и надэкзистенциален. Этим пользуются жрецы, независимо от конфессионального толка. Здесь я прерву богословское повествование. Оно было необходимо для прояснения параллелей. Держите это в уме.
Теперь обратимся к тому, что мы назывем… Уже теперь не знаю как это все назвать. Не для кого, надеюсь, не будет откровением, что под психоанализом сегодня кроется все, что угодно, только не психоанализ. К этому вполне возможно применить множественное число. Как в свое время от философии отпочковались различные направления и области знания, так и от психоанализа сегодня произведено… чего только не произведено. Это и современный психоанализ, и лакановский, психоаналитическая психотерапия, с какой-то радости сюда же присоседился мистификационный юнгианский анализ и то что от него отпочковалось – символдрама, которая к психоанализу имеет такое же отношение как гусар к балету. Хотя З.Фрейд и выводил психоанализ из гипнотерапии с целью развития психотерапии, но сам того не ожидая он совершил таки этот «каперниканский поворот». Отметьте, поворот не в психотерапии, а в представлении об основании человеческого бытия, и даже не бытия, а сбывания. Сбывание – более удобный термин, т.к. субъект не ограничен экзистенциально-феноменологическими границами. Они непрерывно подвергаются субъектом пересмотру. …опять меня снесло течением…
Так вот. Вся эта великая рать, блуждающая по тропам проторенным «Отцом основателем», как «истинные христиане», оказывается, не верят в Евангелие. Вы только вникнете – «Отец основатель» уже все сказал, что еще нужно для «Царствия Божиего»? Ан нет… Что-то ещё… Или кто-то… Ах да, пророки и учители церкви!!! Как же мы о них забыли? «Пророков хотите – их есть у меня». И вот на передний план выходят те, кто подменяют Отца своей избранностью. Но по какому праву они образуют жречество? И вот уже выстраиваются новые очереди к мощам, цитируются не слова «писания», а великомудрости его высокопреосвященства.
Неужели так необходимо всем нам стороннее водительство и толкования? А может быть занятие психоанализом это и есть способ воссоединения с богом? Но с каким богом? И не превратился ли современный психоанализ в то же, во что превратилось современное православие – в разговор о боге с самим собой. Ведь, что, по сути, есть церковная молитва? Нет, ошибаетесь, батенька, она не есть обращение к Богу, она есть обращение к себе. Молитва – забвение Бога. Т.к. Бог – порядок, а молитва – это забвение порядка.
Но кто и каков же этот наш психоаналитический бог? Как бы мы не уклонялись, нам придется совершить смысловой посыл в сторону дефиниций. В таком случае, а каков же Бог православных? Обобщение приводит нас к тому, что Бог не постижим и не изведан. Интересное замечание о Боге имеется у Дионисия Ареопагита в письме Дорофею: «пресветлый Мрак тайноводственного безмолвия». Но, что это?! Как же не угадать в этом того, что является краеугольным камнем психоанализа – бессознательное. Которое сквозь текст анализанта «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно… и… теперь знаю я отчасти» (1 Кор. 13, 12). Доводя аналогию до абсурда, позволю себе приравнять бессознательное к тому Богу, которого «никтоже виде нигдеже» (Ин. 1, 18). Последним тактом может стать сравнение двух других лиц Святой троица с сознательным и супер-эго, как с Духом и Исусом, соответственно. И здесь мы встречаемся с неизбежностью того, что так невыносимо: «И сотворил человек бога по образу и подобию своему».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
А. Савченков, 2018 г.
